Весна в Афганистане наступает в феврале. Вся природа оживает, пробуждается. Может быть, не так ярко, бурно и восторженно, как в России, но так же торжествующе и победоносно. На деревьях рядом со старыми, огрубевшими от ветра и солнца листьями набухают хрупкие морщинистые почки. Даже каменистые пустыни покрываются пышным ковром полевых цветов. Их многоцветие подчеркивается строгими фиолетовыми вкраплениями небольших островков и полей опиумного мака. В воздухе стоит нежный опьяняющий запах цветущих оливковых, апельсиновых и мандариновых деревьев. Слышится жужжание насекомых, веселое щебетание птиц. Жизнь вновь утверждает свои права на существование по законам, установленным Творцом.
В такое время хочется лечь на землю, закрыть глаза, расслабиться, почувствовать легкое дуновение ветра. Услышать шелест трав, потрескивание жестких листьев эвкалипта, ощутить теплоту ласковых лучей ослепительно белого солнца, …но тяжкий воинский долг обязывает в который раз делать над собой титаническое усилие и забыть про весну и мир…
Мотострелковая бригада выдвигалась в район проведения боевых действий. Впереди колонны двигался сильный отряд обеспечения движения с саперными подразделениями. Единственная в этой горно-пустынной местности дорога, ведущая в район расположения бандгрупп мятежников, была сильно заминирована.
В ходе движения подразделения бригады, двигавшиеся по одному маршруту и растянувшиеся на десятки километров, неоднократно подвергались обстрелам со стороны душманов, но бронетехника, поставленная в колонне через каждые пять-семь колесных машин, открывала ответный огонь, а выделенные для охраны мотострелковые и разведывательные подразделения рассредоточивались и завязывали бой с противником. Диверсионные группы моджахедов тут же отступали, уползая в горы тайными змеиными тропами.
Во главе основных сил бригады ехал БТР. На нем находился командир бригады, начальник штаба оперативной группы по проведению боевых действий майор Антонов, сидевший над механиком-водителем, и другие офицеры управления соединения. Постоянные нападения на колонну держали всех высшей степени напряжения. Приходилось не только реагировать на постоянно менявшуюся боевую обстановку, но и самим порой покидать машину и открывать огонь из автоматов по неизвестно откуда появляющимся группам душманов.
Вскоре колонна вышла на большое, ровное как стол, плато. Местность хорошо просматривалась вокруг на много километров. Можно было, казалось, немного расслабиться, но неожиданно водитель командирской машины резко свернул с колеи и выехал на обочину дороги. БТР остановился.
– В чем дело? – резко спросил комбриг. В его голосе звучал металл. – Ты почему, солдат, съехал с дороги?
– Не знаю, товарищ полковник, – испуганно ответил водитель, и его курносое лицо стало пунцовым. – Мне как будто кто-то приказал: «Съезжай на обочину!».
– Ты что, солдат, пьян? Ты что городишь?! Может быть, оттого, что крест пудовый на себя нацепил? – И на самом деле, расстегнутый ворот выгоревшей от солнца гимнастерки солдата обнажал висевший на шнурке маленький блестящий медный крестик.
– Я тебе сейчас покажу! – Комбриг, ругаясь, полез внутрь машины, предварительно взмахом руки приказав водителю следовавшего за БТРом КамАЗа продолжить движение.
Майор Антонов, прокладывавший маршрут бригады, просунул голову в люк, чтобы как-то объяснить свирепому комбригу, что солдат съехал с маршрута по причине усталости. Офицеры, пользуясь неожиданной остановкой, встали на броне, чтобы размяться после долгого и утомительного пути.
КамАЗ поравнялся с БТРом, и вдруг раздался мощный взрыв. Ударной волной всех находящихся на броне бросило на землю. Осколки переднего моста машины поразили нескольких офицеров: одному выбило глаза, другой получил множественные ранения в живот, полковнику из штаба армии оторвало ногу.
В развороченной кабине грузовой машины неподвижно лежали водитель и старший машины. Они были мертвы. Крики и стоны наполнили воздух. Потрясенный комбриг вылез из люка, вскоре оттуда показалась всклокоченная голова механика-водителя с открытым ртом. С соседних машин подбежали люди. До прихода медиков бригады майору Антонову, чудом не пострадавшему при падении на землю, вместе с подоспевшими солдатами и офицерами пришлось оказывать первую медицинскую помощь раненым. Прежде всего, колоть промедол, основное болеутоляющее средство. По радио вызвали вертолет для эвакуации раненых и убитых.
Через час бригада продолжила движение. Угрюмый комбриг, считавший себя убежденным атеистом, весь оставшийся путь просидел в мрачной задумчивости. По прибытии в район он подошел к механику и сказал:
– Спасибо тебе, сынок, я твой должник, ты нас всем жизнь спас. Видимо, Господь, тебя хранит. Я представлю тебя к правительственной награде.
Солдат оторопело слушал проникновенные слова благодарности. Все, кто случайно находился в этот момент рядом с ними, в том числе замполит бригады и майор Антонов, понимали, что означало для сурового, резкого и всегда немногословного комбрига сказать подобные слова простому солдату.
Когда он отошел, солдат осторожно взял свой крестик и, не стесняясь присутствия политработника, поцеловал его. Никто не ухмыльнулся, не бросил ироническую реплику, не осудил и не выразил бурных эмоций. Все молча разошлись по своим боевым постам.
Солнце опускалось за горизонт. Наступала тревожная ночь. Какой она будет для каждого из солдат и офицеров бригады, никто не знал. Но все верующие в тот день еще раз осмыслили глубину Евангельского изречения: «бодрствуйте, потому что не знаете, в который час Господь ваш приидет…» (Мф. 24: 42).
Владимир Азаров
27 апрель 2011 /