На четвертый день войны, 27 августа 1941 года самолет летчика 53-го бомбардировочного полка дальней авиации Н.И.Белоусова был подбит.
– Я на горящем самолете летел ровно 30 минут! – рассказывает Николай Иванович. – Мне потом никто не верил. Самолет должен был взорваться! И тут как будто бы Боженька мне подсказал: «Пора прыгать». Высота – 3000 метров. Самолет немного задрал и выпрыгнул. Прошло 4-5 секунд, не больше, и самолет взорвался. Закрыл лицо, чтобы осколки не попели, но повезло – все пролетели мимо.
Лейтенанту Н.И.Белоусову дали краткосрочный отпуск, и он поехал домой к родителям, в Саратовскую область. Рассказал матери, что с ним произошло.
– А я ведь все это время молилась за тебя, – сказала мать. – Возьми мою молитву, она тебе еще не раз поможет. Н.И.Белоусов признался, что не очень верил тогда словам матери, но молитву взял. И вскоре убедился в ее силе.
– 11 сентября 1942 года наш бомбардировочный полк перевели в Заполярье, на аэродром Африканда, – рассказывает Николай Иванович.- Такое вот странное сочетание. По приказу Ставки мы бомбили немецкие аэродромы на финской земле, откуда немцы вылетали атаковать конвои союзников, идущие в Мурманск. В ночь на 20 сентября полку была поставлена задача – нанести бомбовый удар по аэродрому Алакуртти. Это был мой 45-й боевой вылет.
Захожу на цель, штурман готовится сбрасывать бомбы. И тут раздался взрыв огромной силы снаряда крупного калибра. Невозможно было понять: то ли рядом с бортом, то ли в задней части самолета. На какое-то время я потерял ориентировку – шоковое состояние. Самолет стал пикировать, под углом 40-50 градусов. Я штурвал беру на себя – он свободно ходит. А самолет продолжает пикировать, увеличивая угол снижения. Загорелся правый бензобак.
Надо прыгать. Пытаюсь сдвинуть колпак назад – не получается. При отрицательной перегрузке я его прижал головой. Все, думаю, конец. Господи, прошу, помоги. В последний раз рванул – он с грохотом назад отодвинулся. Самолет снижался почти вертикально. Воздушная струя прижала меня к бронеспинке. А земля все ближе. Ситуация безнадежная. С трудом поставил левую ногу на сиденье. Рванул и выскочил.
Парашют открыл сразу. И это спасло в очередной раз. Когда меня в июне 41-го года подбили, я выпрыгивал на парашюте затяжным прыжком, боялся, что немцы в воздухе расстреляют. Теперь раскрыл сразу. Вокруг снаряды рвутся, но, слышу, все выше. Если бы в этот раз быстро не раскрыл, приземлился бы прямо на немецкий аэродром. Лечу и молю Бога – только бы за границу аэродрома. Ветер к югу сносит, в сторону леса. Пролетаю над немецкими самолетами, они – метрах в двухстах. Звук сирены доносится. По мне не стреляли, думали, так возьмут, далеко не уйду.
Приземляюсь на поляне у леса. А там земля каменистая, ударился сильно, думал, сломал ногу. Ощупал, вроде ничего страшного нет. Зову своих членов экипажа. В ответ – тишина. Гляжу, а парашют мой на дереве болтается. Надо быстро снять, немцы в любую минуту могут появиться. Из кармана комбинезона достал нож, подрезал стропы с одной стороны. Свернул в яму, завалил ветками и стал двигаться к своим, на восток. Погони, как ни странно, не было.
Вот сколько раз я чудом оказывался жив. Словно кто мне помогал, не иначе. Я подсчитал: за восемь суток, пока я плутал по финским лесам и болотам, одиннадцать раз чудесным образом избегал смерти. Так и жил – от смертельного риска – до спасения.
Первая ночь. Кругом болота, выхожу на опушку – прямо передо мной – немецкая вышка. На ней автоматчик в бинокль смотрит, но не в мою сторону – на восток. Повернулся бы – и все, мне конец. Но и на этот раз Бог спас.
Вторая ночь. Шел моросящий дождь. Слышу лай собак, похоже, немецкие овчарки. Шансов уйти не было. И словно кто-то мне подсказал взять резко влево, под 90 градусов. На мое спасение впереди протекала небольшая речушка, метра два шириной. Я брел по ней до тех пор, пока не упал от усталости. Лай постепенно стал затихать, видно, в другую сторону пошли.
Третий день. Иду песчаным берегом реки. Справа – отвесный берег, чуть выше меня. Решил подняться на камень и посмотреть, что там. И замер – в 8-10 метрах стоит автоматчик. В стороне – офицеры умываются, смех раздается. Немец на них смотрит. Тихо, боясь, чтобы не загремел камень, спустился на берег – и скорее удаляться от этого места.
Сколько мне пришлось пройти по немецким тылам… Порой попадались места их стоянок. Видя, что никого нет, прокрадывался, думая найти что-нибудь из еды. Ничего не было. Так и шел, голодный и уставший. Иду, вижу, дерево лежит с вывороченным корнем. Дай, думаю, отдохну. Прислонился спиной и дремлю. Слышу – немецкую речь. Два автоматчика идут с той стороны, откуда и я шел. В какой-то момент они могли меня увидеть. Но нет, прошли, я оказался прикрыт корневищем. Остановились, закурили и пошли своей дорогой. Бог спас и в этот раз.
А потом попал на минное поле. Ночь, темень несусветная. Иду по полю, наступаю на что-то твердое. Дальше не пошел, какая-то сила удержала мою ногу. Шагнул бы – и все, конец. Нагибаюсь, шарю рукой – проволока. Провел рукой – два рожка. Минное поле. Надо же, думаю, я почти половину поля прошел, и цел остался. Отломал стебель, очистил его, получилось что-то вроде щупа. На вытянутую руку вперед, щупаю землю. Изгибается кончик – перешагиваю. Все поле прошел, на мину не нарвался. Впереди – лес, в нем немцы мин не ставили. Но на поляне разглядел проволоку. Ну, думаю, теперь я тебя вижу, не напорюсь. Ночью на поляне отдохнул.
А потом вышел на наше минное поле. Река там вытекает из озера. Хотел перейти – холодно, все же пошел по пояс в воде. Начало течением сносить обратно. Нашел сук, и с его помощью переправился на ту сторону, к нашим. А ноги замерзли, не чую совсем. Идти не могу, пополз, где мог -перекатывался. Сто-двести метров проползу и отдыхаю. Я же не ел восемь суток! Смотрю, прямо на меня идут солдаты с ружьями. Значит, наши – немцы с автоматами ходили. Увидели меня, вздрогнули от неожиданности.
– Сдать оружие.- Отдал пистолет. Взяли с собой под руки, завязали глаза. Я попросил папиросу, сделал затяжку и потерял сознание. Потом снова потерял сознание, когда оказался в теплом блиндаже.
Стали спрашивать, как попал? Рассказал все, как было. Не поверили, ведь, как оказалось, я прошел 150 километров! Связались с моим полком, выяснили личность и после этого вернули оружие. А я голодный. Дайте, говорю, поесть. Принесли постный борщ. Я знал, что много есть нельзя. Пару ложек отхлебну и ложусь, отхлебну и ложусь.
Потом седой полковник, начальник разведки корпуса долго меня расспрашивал обо всем, что я видел в дороге. Записывал за мной. На лошади отправили в полковой пункт. В армейский госпиталь попал через три дня. Попросил спиртика. Врач говорит, нельзя. Но у меня же случай необычайный. Налил граммов тридцать, разбавил водой, я и выпил. Пришел особист нашего полка. Я ему рассказал о том, как выбирался из немецкого тыла. На этом все и закончилось. В полку ел по три порции, и не наедался. Жили мы в гостинице. Там был ящик с американскими припасами. Командир им меня премировал. Бывало, приду после обеда, съем 200-грамовую плитку шоколад, и сыт.
Вскоре дали мне двадцатидневный отпуск, второй за войну. Приезжаю домой, мать спрашивает: «Ну как, помогала тебе моя молитва»? Рассказал ей о своих приключениях и понял, что без помощи свыше я бы не избежал стольких опасностей.
Записал В. Ерохин
15 ноябрь 2010 /