«Если можешь, – отвечал префекту Василий, – то угрожай чем-нибудь иным, а это нисколько не пугает нас, потому что не отнять имущества у того, кто ничего не имеет, разве потребуешь от меня это волосяное рубище и немногие книги, в которых состоят мои пожитки… Изгнание также не смущает меня, потому что я не связан никаким местом: и то, в котором теперь живу, не мое, и всякое, куда меня ни кинут, будет мое… Лучше же сказать: везде – Божье место. А истязания что возьмут, когда нет у меня и тела, разве разумеешь первый удар, в котором ты и властен. Смерть же для меня благодетельна: она скорее препошлет к Богу, для Которого живу и тружусь, для Которого большей частью себя самого я уже умер и Которому давно поспешаю…»