ИСКУПИТЬ КРОВЬЮ » Православный воин - Православный воин

ИСКУПИТЬ КРОВЬЮ » Православный воин

Ветеран Великой Отечественной войны полковник в отставке Иван Илларионович Рощин воевал с августа сорок первого до Победы. Служил в артиллерийском полку, был агитатором. Мы знаем его еще и как военного журналиста, сначала корреспондента дивизионной и армейской газет на фронте, а в мирное время – специального корреспондента газеты “Труд”.

1365965270_nagrady-5818325На фронте история творилась, можно сказать, на глазах, и очень хотелось сохранить ее, донести до будущих поколений именное деталях, которые, как известно, неизбежно стирает в памяти безжалостное время.

И вот в те времена, когда было подать рукой “кому до ордена, кому до вышки”, отчаянный политбоец Рощин носил в противогазе общую тетрадь, куда записывал наиболее значительные и чем-то поразившие его события тех далеких фронтовых дней.

Однажды его “поймал” на этом контрразведчик:

– Что там у тебя? Ну-ка покажи!

Молодой офицер просил оставить тетрадь у него:

– В плен не сдамся, а если и найдут записки у мертвого – то фрицам от них точно никакой пользы!

– Ладно, воюй, – почему-то смягчился “блюститель порядка”. – Но тетрадь все-таки сожги!

Что-то заставило Рощина ослушаться. А со временем он даже завел вторую тетрадь. Эти записи уже в мирное время легли в основу очерковых книг Ивана Рощина о героях Великой Отечественной войны.

– Вы провинились перед Родиной, и ваша главная задача – искупить вину кровью!

В память тех, кто прошел Великую Отечественную, навсегда врезаны слова знаменитого сталинского приказа № 227. Не говоря уже о людях, которых приказ коснулся непосредственно. Ни шагу назад! И других мыслей просто не возникает. И вина твоя перед Родиной такова, что смыть ее можно только кровью…

На войне, как и в жизни, переплелось горькое и смешное. Но это понимаешь потом, а поначалу ты грубо выдернут из мирной жизни и, необстрелянный, бежишь в свою первую атаку. Боевой путь старшего сержанта Ивана Рощина начинался в артиллерийском полку, где был он командиром взвода. Южный фронт, страшные бои. Танков у противника – тьма, самолеты постоянно висят над головами наших. 31-я стрелковая дивизия из-под Таганрога отступала до Ростова-на-Дону. Потом перешла в контр-наступление и заняла прежние позиции на реке Миус.

– Как сейчас помню, – рассказывает Иван Илларионович, – вместе с командиром дивизиона майором Васильевым смотрим мы по очереди в стереотрубу. По шоссе нет движения, а слева что-то копошится. Наводим резкость – голые немцы бегают вокруг кирпичного здания!

Воспользовавшись передышкой в боевых действиях, измученные вшами немцы решили устроить себе баню. С “помощью” наших артиллеристов “баня” получилась кровавая. Корректировщик старший сержант Иван Рощин был награжден за этот артналет орденом Красной Звезды. В сорок первом! Тогда и орденов-то еще никто толком не видел.

Подходили смущаясь, переминались с ноги на ногу, разглядывали награду. Одну из первых не то что в полку – в дивизии!

Потом был отход на Кавказ. На пути от Ростова до Батайска немцы бомбили как озверелые. Тяжело контуженный, Рощин попадает на несколько месяцев в сочинский госпиталь. В больничных стенах время течет медленнее, а информация с фронта бьется о белую толщину повязок и не может проникнуть в замутненное сознание. Очнешься – а все уже по-другому, жизнь ушла куда-то вперед, изменилась до неузнаваемости и изменила тебя.

Выйдя из госпиталя, Рощин узнал, что создаются штрафные роты и штрафные батальоны.

В отделе кадров 47-й армии обрадовались:

– О, Ванюша, ты к нам вовремя! Пойдешь агитатором в штрафную роту.

– “Вот это попал”, – уныло думал Рощин, выйдя на пыльную даже зимой улицу Новороссийска. Очень не хотелось ему исполнять этот приказ -ведь он был артиллеристом и мечтал вернуться в свой полк. Да деваться было некуда. Штрафная рота уже формировалась, и само ее название наталкивало на невеселые мысли.

Дезертиры, паникеры – ничего не скажешь: “веселая” компания!

Одно грело – хоть командование такой роты – не штрафники. Командир – на правах командира полка, выслуга идет – полгода за один месяц. Видно, в горячих местах воевать придется! Он не ошибся, потому что это и была концепция штрафной роты.

Рота была придана стрелковой дивизии и занимала позиции в горах северо-восточнее Новороссийска, у станицы Шапсугской. Хмурого поначалу агитатора встретили тепло. И вот он уже ходит по окопам, знакомится с личным составом, выслушивает первые – и сразу непростые – вопросы. Пожалуй, самые правильные ответы на них даст война.

Заканчивается сорок второй год. И вот – первые бои рядом со штрафниками.

Кто они были, эти люди? Как вспоминает Иван Илларионович, в большинстве своем они действительно совершили воинские преступления -дезертировали во время боя или струсили в ответственный момент. Например, был такой “вояка” – старший лейтенант Шлеймович, который ухитрился на машине добраться до Баку. Там его, как говорится, и повязали, судили и отправили в тбилисскую тюрьму – откуда штрафная рота и получала главным образом “пополнение”.

Иногда поступало человек по двести – двести пятьдесят. Поэтому и участок фронта штрафникам отводился немаленький.

Как известно, место штрафной роты во время боя – передний край. Несколько артиллерийских залпов – и вперед, только вперед те, кому нечего терять, кого немцы боятся пуще огня и часто психологически не выдерживают такой атаки – ведь отчаявшийся человек способен на любой, самый невероятный поступок. Наверное, это было зрелище не для слабонервных.

…Вы лучше лес пилите на гробы

– В прорыв идут штрафные батальоны, –

пел спустя десятилетия после войны Владимир Высоцкий.

Всякое бывало во время боя. Брали высотку – не взяли. А куда ни глянь – сплошь убитые и раненые. Между ними пробирается младший политрук Рощин с планшетом в руке – надо составить списки. С убитых судимость снимается автоматически. Документы на раненых подадут в трибунал дивизии – вина перед Родиной смыта кровью.

Однажды в штрафную роту привезли необычное пополнение. Это были моряки из Поти, человек тридцать. Командир роты говорит Рощи ну:

– Иди, Иван, разберись, что там за публика!

На этот раз “публика” действительно была неординарная. Боевая – в самом прямом и конкретном смысле этого слова. Вернувшись из очередного похода, пошли в увольнение на берег. Помянули погибших товарищей, и очень не понравились морякам рыночные торговцы – здоровые мужики, место которых в трудный для Родины час, конечно, не за прилавком, а на фронте. Ну, моряки и объяснили им это на деле, за что угодили под трибунал – с подачи местных властей.

Вот моряки и говорят тоскуя:

– Дайте вы нам какую-нибудь настоящую работу! Что мы – в окопах будем сидеть?..

Штрафникам в разведку ходить не разрешалось. А нашей дивизионной разведке никак не удавалось взять языка. Моряки загорелись этой идеей – да мы вам его притянем – и не одного!

В течение нескольких дней они изучали расположение противника, распорядок дня педантичных немцев… А потом просто “нокаутировали” их, напали умело и очень неожиданно. Многих перебили, а пятерых – кляп во рту – доставили в расположение роты. Пленных сразу же забрали разведчики, дивизия получила благодарность, а штрафная рота…. Она и есть штрафная. Хорошо, хоть моряков вскоре удалось отпустить.

Со вновь поступившими разжалованными офицерами тоже приходилось беседовать агитатору.

Полковник, командир бригады, получил приказ перебазироваться в горах. Некоторые подразделения не уложились в отпущенные командованием сроки. Горы таят множество неожиданностей, и рассчитать время операции с точностью до часа крайне сложно. Тем не менее трибунал и штрафная рота полковнику были обеспечены.

Командир роты все понял правильно:

– Полковника не так просто вырастить! Он нужен фронту.

И после ближайшего боя, где полковник проявил себя отважным воином, его рекомендовали к снятию судимости и восстановлению в звании.

Летом сорок третьего шло наступление на Анапу. На дороге, забитой техникой и солдатами, из “виллиса” выпрыгнул офицер и, подбежав к капитану Рощину, порывисто его обнял. Благодарный был человек, этот полковник.

Доходило со штрафниками и до анекдота. В очередном пополнении -экс-майор, бывший начальник военторга.

Не секрет, что у многих командиров на фронте имелись так называемые ППЖ – походно-полевые жены. И не секрет, что они порой позволяли себе капризничать. По заказу командарма начальник военторга сшил его подруге шикарные сапожки. Как не похвалиться обновой перед дамами. В итоге начальник штаба потребовал для своей сапожки еще лучшие. А материала у майора больше не оказалось… В общем, нашли повод и отдали беднягу под трибунал.

Рощин вспоминает, как использовали сохранившиеся связи военторговца в штрафной роте. На переднем крае зарплату, естественно, девать было некуда. Деньги скапливались просто мешками! Командир роты и говорит бывшему майору;

– Вот тебе лошадь, мешок с деньгами и пустые мешки. Поезжай и купи что можно.

А можно было – и шампанское к празднику, и популярную тогда американскую колбасу в консервах, и халву ореховую… Каждый день под пулями – так хоть поесть и выпить перед смертью!

В очередном бою экс-майор проявил храбрость и вскоре был восстановлен в прежнем звании и должности.

Что и говорить, таких “счастливых исходов” были единицы. А порой жизнь ставила задачи, решать которые затруднялись даже опытные вояки.

В одном из новых пополнений оказалось семь девушек – медсестер. Все отступали – и они бежали вместе со всеми, пока не остановил их заградотряд и – в штрафную роту.

Командир, мудрый, в летах мужик, лишь вздохнул тяжело:

– Дожили… Женщин – в штрафную роту! Их дело не воевать, а рожать!

Решили сделать все, чтобы вышли девчонки живыми. Первый их бой был под станицей Абинской. Иван Рощин, как агитатор, – впереди. Прикрывает их вместе с другими.

– Помню имя одной – подружки звали ее Галкой. Разворотило ей, бедной, ногу, да так, что не то что идти – ползти не могла.

Взвалил Иван девушку на плечи и больше километра тащил на закорках, пока не сдал санитарам. Галка, пока была в сознании, все переживала:

– Скажите, теперь я уже не буду считаться штрафником?..

А одну из них все-таки не уберегли…

Смелые и гордые были девчата. На их фоне особенно отвратительно выглядели солдаты-трусы. Одного из них, сидевшего в кустах и палившего в воздух во время атаки, чуть не пристрелил сам командир роты.

Страшная была война. Безжалостным был сталинский приказ № 227. И все-таки, все-таки… Если Родина в опасности – ни шагу назад!

Марина НЕКРАСОВА

30 декабрь 2013 /