Существует много обоснований сущности войны. Человеческий ум на протяжении веков старался вогнать абсурд глобального кровопролития в рамки логики, пытаясь осознать и объяснить необъяснимое. Слова ложились на пергамент и бумагу, красота витиеватой мысли облекала в нарядный «мундир» философских формул то, что неестественно и неприемлемо для человеческой природы. С неизменной настойчивостью возводилась в ранг закономерности вселенская катастрофа — конфликт человека с человеком и человека с Богом.
«Война представляет удивительную троицу, составленную из насилия, как первоначального своего элемента, ненависти и вражды, которые следует рассматривать как слепой природный инстинкт; из игры вероятностей и случая, обращающих ее в арену свободной духовной деятельности; из подчиненности ее в качестве орудия политики, благодаря которому она подчиняется чистому рассудку…». Так писал в своей работе «О войне» Карл фон Клаузевиц, с немецкой аккуратностью выстроивший по кирпичикам здание собственной теории, где точность соседствует с поэтикой и где разум человека, вникающего в суть отчеканенных формул, поневоле соглашается с выработанным автором тезисами. И только скребется в глубине души «крамольная» мысль, не дает покоя… Если бы Каин умел писать, то что он написал бы, объясняя необходимость убийства Авеля? Сдается мне, попади этот «труд» в руки представителей современной научной общественности, они единогласно возвели бы Каина в ранг основоположника стратегических исследований…
Первую войну спровоцировал любимый ангел Всевышнего — Люцифер, ставший отступником и предателем, а Каин ступил уже на проторенную тропу. История человечества стремительно неслась вперед, и все те, кто запутались в паутине гордыни, вынашивая планы решения проблем собственного «я» путем конфликта и ввергая в хаос окружающий мир, выстраивались в шеренгу за впереди идущими…
Война — это разрушение установленного Богом изначального порядка, это противоестественное употребление воли, данной Создателем человеку. Это апостасия — предательство и отступление от Истины. Это разрушение гармонии мира, который должен строиться на доброте и любви, на истинных устремлениях и чувствах, потенциальные носители которых порой не успевают потрудиться на строительстве этого великолепного здания; и по велению сердца первыми шагнувшие в пекло войны, первыми ложатся в землю.
И как здесь не согласиться с еще одним немцем, простым солдатом Клаусом Фритцше, который не пытался как Клаузевиц объяснить войну и сформулировать ее сущность умом, но прочувствовал ее душою: «Война — бич человечества не только потому, что гибнут люди и уничтожаются материальные богатства. Слишком мало, я думаю, говорится о том, что гибнут люди с преимущественно положительными чертами характера. Гибнут лица преимущественно «первой категории». Вторая и третья категории предпочитают тылы и оттуда, далеко от передовой, защищают свои позиции. Таким образом, война представляет собой процесс отрицательной селекции, измерять которую нельзя только числом погибших и стоимостью уничтоженных ценностей. Мерой тому должны быть объем потерянной человеческой доброты, количество напрасно уничтоженных умов, утрата человечности».
Все… Точка… Можно откладывать в сторону лист бумаги и вставать из-за стола… Только вот в душе снова нет покоя… Уходя в пространство войны, не совершаем ли мы апостасию — отступление от Истины жизни? Где та зыбкая граница между насилием и противодействием насилию, которая часто бывает размытой?
Я не могу подвести черту, поставить точку на всем том, что было у меня там, на людях, шагнувших наперекор мнению обывателей, через границу здравого смысла, в пространстве которого осталась аксиома бесценности собственной жизни, которой изо всех сил надо дорожить.
Кем были те, кто не вернулись с войны? В какую формулу можно вместить их жизненный путь и их смерть, для многих сторонних наблюдателей бессмысленную?
Для кого-то насилие и ложь — закон жизни, который возводится в абсолютную норму, под которую остальному миру требуется согнуть шею и положить голову на плаху, принося себя в жертву во имя чьих-то кровожадных устремлений, очень часто упакованных в обертку благих намерений. Разрушение чужого мира, попрание чужой жизни — это и есть апостасия одержимых духами злобы. И можем ли мы оставаться безучастными к происходящему беззаконию?
Переступили через черту совестив сферу беззаконной вседозволенности и тем самым попали в разряд находящихся вне человеческого и Божественного закона те, кто воровал людей для рабского труда и занимался производством и транзитом героина, кто взрывал дома в мирных городах и снимал на видео отрезанные головы и плачущую девочку, у которой отрубают пальцы. Это апостасия…
А те, кто торговали оружием, из которого убивали наших товарищей, и продавали нас «с потрохами» на марше, предоставляя противнику возможность подготовиться к засаде? Те, кто, сидя в кремлевских кабинетах, по правительственной связи или по спутниковому телефону обсуждали с полевыми командирами проблемы совместного бизнеса? И это отступление тоже…
Война обладает не только черно-белой контрастностью, пугающей, но понятной. Она очень часто соткана из размытых полутонов. Когда перестал быть своим и стал чужим тот солдат, которого брали ФСБэшники на Ханкале в начале 2000-х годов? Он нес службу на одном из блокпостов, расположенных на дороге Грозный-Аргун, совместно с представителями местной милиции. «Лихие» ребята, вчера нападавшие на колонны, а сегодня надевшие на себя для прикрытия погоны, легко просчитали этого сельского паренька, который не прочь был побаловаться анашой, и быстренько «переключили» его на героин. Он, в свою очередь, «посадил на иглу» несколько срочников, которые на Ханкале таскали ему оружие в обмен на дозу. При обыске в палатке, под койкой этого негодяя, был обнаружен схрон, в котором он прикопал целый арсенал. А сколько оружия он уже смог переправить «коллегам» на блокпост?
Срок в четырнадцать лет, полученный за содеянное, смахивает не на правосудие, а на милосердие…
А «контрактник», бросивший спьяну гранату в соседнюю палатку? Это случайность или проявление одного из звеньев цепи глобальной апостасии?
А официальная статистика Министерства обороны, по которой в 2007 г. покончило жизнь самоубийством 340 военнослужащих, из которых половина — офицеры и солдаты срочной службы? И причину ведь попытались просчитать теоретики-статисты, сваливая большинство случаев на «нервные срывы, явившиеся следствием командировок в Чечню».
Война — отступление от жизни; закрученная лабиринтом абсурдов, она запутывает в череде взрывающих сознание проявлений беззакония, и, уткнувшись лбом в стену с мыслью о том, что «весь мир — дерьмо», человек в ослеплении нередко приходит к фатальному выводу: «Выхода нет».
А куда выход? В мир, который равнодушен и, следовательно, враждебен?
Один знакомый священник рассказывал, как он шел рано утром на службу 1 января 1995 г. «Еще продолжается пьяный разгул, народ пребывает в безумии праздника, не думая о том, что в этот самый момент совсем рядом, в соседней Чечне, на улицах Грозного гибнут сотни солдат. И нет даже намека на признак всенародного сопереживания трагедии войны. Это пир во время чумы».
Его кум — терский казак старший лейтенант Олег Миляев погиб при штурме Грозного 28 декабря 1999 г., а спустя несколько дней, отец Василий — отец шестерых детей, — отодвинув в сторону страх, поехал в недавно освобожденную от боевиков станицу Наурскую, чтобы отслужить там Божественную литургию для тех, кто так нуждался в духовном окормлении.
Где был весь остальной мир, когда мы месили грязь чеченских дорог? Почему не шагнули на одну тропу с нами те, кто спорили о продажных политиках на кухнях за «рюмкой чая»? Господа и товарищи обыватели, не закрадывалась ли вам в душу тревога — ведь и вы продали нас, поменяв на теплый сортир и грелку во все тело? И это тоже апостасия — отступление от Истины…
А в чем же тогда обывательская истина? Лежит ли истина нашей войны в плоскости истины их мира? Где объяснение сути происходящего? Мы, оказавшиеся на территории апостасии, сможем ли сделать верный шаг, чтобы не провалиться в бездну и обрести под ногами землю спасения?
Сложно разобраться в происходящем, ведь войну придумали не мы, она сама пришла к нам…
Господь попускает проникновение в наш мир бесов не для нашего уничтожения, но для того, чтобы мы умели бороться с ними. Для Него важно не наше место в девятом вале глобальных процессов конфликта всех со всеми, но то, как каждый из нас держит удар обрушившегося мрака. Для Него важно спасение каждой человеческой души, но возможно ли спасение без испытаний и без подвижничества?
Только духовный подвиг сдерживает мир от проникающей во все сферы жизни ржавчины апостасии, даже если он и был совершен человеком сугубо мирским и даже неверующим. Жертвуя всем возможным, иногда и жизнью, отдавая все «за други своя», солдат совершает прорыв из плоскости смерти туда, где вечно звучит: «Смертию смерть поправ!».
Низкий поклон тебе, Петя Юрченко, за то, что в бою за Орехово 29 марта 1996 г. ты кинулся под плотным огнем противника на помощь упавшему пулеметчику РПК атаману Перепелицыну и лег рядом с ним, получив осколок в сердце…
«Смерть на войне способна весьма умилостивить Бога, потому что человек, павший смертью храбрых, жертвует собой, чтобы защитить других. Те, кто от чистой любви жертвуют своей жизнью ради того, чтобы защитить сочеловека, своего ближнего, подражают Христу. Эти люди — величайшие герои, их боится, трепещет и самая смерть, потому что от любви они презирают смерть и таким образом приобретают бессмертие, находя под могильной плитой ключ от вечности и без труда входя в вечное блаженство».
«Понаблюдайте и за теми мирскими людьми, которые проявляют такую же жертвенность, какой нет даже у монахов… О себе такие люди не думают: они выбрасывают из себя своё «я». И, когда они выбрасывают его вон, в них бросается Христос».
Это слова нашего современника старца Паисия, обретшего духовный опыт не только в результате многолетнего молитвенного стояния и чтения священных книг. Когда-то и он был солдатом, и одним из отрезков его жизни явилась война.
Ступая на воинский путь, человек в первую очередь побеждает самого себя, отодвигая на второй план разумный инстинкт сохранения своей жизни, когда вопрос стоит о спасении ближнего. Монах отказывается от собственной воли во имя Христа, воин отказывается от собственной жизни во имя жизни товарища.
Война соткана из парадоксов: начиная борьбу, мы уже обретаем победу… Обретаем в любом случае, даже невзирая на конечный результат…
Олег Губенко
14 апрель 2011 /