«Если вести речь об операциях, которые довелось проводить моему подразделению, то оговорюсь, что само слово „операция“ слишком громко. Война сейчас идёт в основном на информационном поле. А боевые действия как таковые — попросту дополнение. Украине важнее информационно задавить идею, которую мы отстаиваем. А с помощью оружия уже и уничтожить людей, у которых она в головах.
Мы раньше по структуре и личному составу (а у нас есть шахтёры, таксисты, колхозники) были батальоном, теперь переросли в бригаду. Собственно, то, что мы разрабатываем, и операциями назвать нельзя. Хотя мы работаем с картами, с разведкой, работаем по тому штатному расписанию, которое должно быть в войсковых частях. Выясняем, где находится подразделение, где грузы, где какая колонна перемещается.
Мы сменили изначальную тактику. Наша ошибка была в том, что мы восприняли эту войну как чистую борьбу. А Украина чисто воевать не то что не умеет, а даже не желает. Им что? Есть ракетные установки, есть „Грады“, „Ураганы“, „Смерчи“, почему их не использовать? Они и бьют из них. При этом называют свою операцию АТО — антитеррористическая. Но где, в какой стране против терроризма целый фронт воевал бы?
Я понимаю борьбу с терроризмом как локальное мероприятие, спецоперацию. Террористов уничтожили — всё. А эта война идёт полгода, и со временем становится всё жестче, кровавее.
Вот несколько ситуаций, в которых было задействовано моё подразделение. Начну с неудачных — оборона Лисичанска. На подавление наших сил Украина бросила 11 тыс. человек личного состава. Неудачна она была в том плане, что тогда мы ещё не сменили тактику, выставляли чистый фронт, блокпосты. И это было ошибкой.
Эта война со стороны укров вся построена на обмане: начиная от новостей и заканчивая боем. И из-за того, что мы были настроены на честную борьбу, мы несли потери. Я отношусь к потере личного состава очень остро. Для меня потеря и нескольких человек — большой удар.
Да, мы побеждали в некоторых боях, мы отталкивали врагов, они отступали. Но потом они подтягивали всё больше вооружения, всё больше живой силы. Вот яркий пример.
Был у них блокпост на Старой Краснянке, это между Кременным и Рубежной. Мы отрабатывали его раз 10-ть.
Сегодня уничтожаем, а завтра утром там стоят новые люди. Сегодня уничтожаем — завтра утром — новые люди. Укры вывозят трупы „Камазами“, тут же завозят новый личный состав. И назавтра они будут трупами.
Складывается впечатление, что личный состав не информируется о том, что происходит. Вновь прибывшие не знают, куда подевались люди с этого блокпоста. Приходят весёлые, не знающие, что их ждёт. О чём они думают в тот момент, непонятно. Ведь явно следы побоища: в „Камазах“, в которых трупы вывозят, кровь течёт, да и везде следы крови. А ведь эти новые силы — ни в чём не повинные люди, которых заставляют идти в ряды Вооружённых сил Украины под угрозой: не пойдёшь на войну, сядешь на 7 лет. Они не в состоянии соизмерить жизнь и 7 лет в тюрьме. Идут на войну в надежде выжить.
Тактика украинских войск заключается в том, что они полностью возложили груз войны на артиллерию и ракетные установки. Сейчас они сначала проводят зачистку территории с помощью „Града“, САУ.
Они говорят: точечные удары. Но точечный удар огромной площади получается, зачищается вся территория. Затем проходят танки, если кто-то где-то остался, добивают танками. Только потом личный состав на БТРах выходит на зачистку.
Казалось бы, эта тактика неодолимая. Но потому мы и сменили свою тактику. Хотя у нас и увеличилось количество людей, но я их не выставляю в лобовую. Работают разведгруппы, диверсионные группы: ушли, увидели, отработали, вернулись. Всё. Мы работаем у них на коммуникациях, работаем на доставках и складах вооружения. Не будет у них складов вооружения, не будет и возможности бомбить.
Буквально вчера мне положили донесение, что уничтожена колонна из 10 „Уралов“, которые доставляли в сторону Донецка снаряды для „Градов“. Что может быть эффективнее? Даже если есть эти установки, без снарядов они будут стоять мёртвым грузом, грудой железа. Бьём из РПГ, „Шмелей“.
По специальности я — художественный руководитель, дирижёр духовых оркестров, но до войны не работал по профессии. Строителем работал, бригадиром. Сейчас миномётной батареей руковожу — и тоже трубами. Так сложилось.
С детства мечтал стать военным. Был у нас министр обороны Кузьмук при Кучме, царство коррупции набирало такие обороты, что ужас. И у меня не получилось ни поступить, ни выпуститься.
Главное сейчас — чтобы выжило максимальное количество личного состава. Потому что именно эти люди, которые сейчас в строю, являются носителями народовластия. Именно они могут стать базисом всего того, за что сражаемся. Поэтому их сейчас и стараются уничтожить, что именно эти люди могут построить ту власть, которая необходима. И я стараюсь их беречь.
Думаю, Новороссия будет республикой — обязательно в составе России. Я за то, чтобы на территории Новороссии создать образец той власти, которая нужна всем. И уже отталкиваясь от того, что получится у нас, можно было бы регулировать, направлять, что-то корректировать и дальше распространять по другим регионам. На сегодняшний день не только на Украине и в России, да и по всему миру кризис власти.
Но одно дело — мечтать об идеале власти, сидя в кафе и моделируя эту власть из прочитанных книг, и другое дело — завоёвывать её в боях, получить разрушенную территорию, когда модель власти откладывается на завтра, а вступает в действие в мобилизационный момент сверхцентрализм военный…
Командиры консолидируются между собой. Есть координирующий центр, ведётся штабная работа. На данный момент все пазлы сложились в одну картинку: есть единый штаб, военный совет, есть связь между командирами. Она распространяется на обе области — Луганскую и Донецкую, и на военном уровне они слились. Бывают совещания командиров подразделений, а собрать всё подразделение в одном месте — это чревато последствиями. Люди сейчас все рассредоточены по разным гарнизонам. Чем запутаннее мы будем себя вести, чем меньше будем в одном месте собираться, тем надёжнее, тем больше у нас будет шансов выжить, а это сейчас главное.
Званий в бригаде нет. Есть комбриг, замы комбрига, есть начальник штаба, комбаты, есть должность командира отделения, зампотыла, начмед, начальник связи, штатная структура, она наполнена людьми. Большая её часть — это вчерашние рабочие, которые искренне хотят сражаться. Даже если останется только штат штаба, он покажет немало.
Доминируюшая фигура — Игорь Стрелков. И он должен быть не только доминирующей, а единой. Я изначально пришёл именно к нему и встал в его строй. Его идея сходится с моей. И он действительно за идею борется.
Как эту идею сформулировать? За совесть. Совесть прежде всего должна быть у человека, честь и достоинство. Справедливость. Всё остальное — многословность, многоточие. Главное, чтобы совесть у человека была. И желательно чистая.
Она же постоянно подвержена испытаниям. А война — это вообще постоянное испытание совести. Война — лакмусовая бумажка. Проявляется на ней каждый человек — от рядового до генерала.
Определённые встряски для нашего общества полезны, потрясения нужны. Но война — плохо.
Вот были на Майдане события, и шли разговоры, что западные украинцы — пылкие люди. А Юго-Восток — сонные русские люди, огонь в них потух. А вот Юго-Восток загорелся, пламя мощное полыхнуло.
На Майдане выступали против олигархии, против чиновников продажных. Идея хорошая. И когда они там за правду плясали, мы ходили на работу. Исходя из того результата, что они наплясали, они поменяли шило на мыло, а то и хуже. Во власти не просто ничего не поменялось, а ухудшилось: те же олигархи, те же продажные депутаты и чиновники, те же лица, которые торгуют государственностью и людьми в том государстве направо-налево. Что поменялось? И вдруг люди идут их защищать! Это поражает. Не устаю удивляться нашему народу. Сейчас ведь должны бы бороться против тех, кто их направляет на эту войну. Но они за них погибают. Тогда в чём был смысл Майдана? В чём? Зачем этот кровавый спектакль устраивать, который привёл только к ухудшению, а не конструктивным действиям? Такое поведение — результат пропаганды тотальной.
Политруков отменили в своё время. В украинской армии из политруков сделали воспитателей. Грубо говоря, политических вопросов никаких не поднималось, просто состояние психологическое человека поддерживалось на определенном уровне. Даже в армии, получается, перекрыли путь патриотизму. Хотя это единственный орган власти, который на патриотизме и должен стоять.
В моей бригаде, к сожалению, нет политорганов. Тяжело создать из колхозника и рабочего войсковое подразделение в том виде, в котором мы привыкли его видеть. А тем более создать именно ту структуру, которая должна быть… Специалистов нет. Всё это в основном на меня ложится. Есть информационный центр бригады, который занимается и снабжением информацией бригады, и информацию из бригады передаёт на „большую землю“, скажем так.
Информацию мы получаем через Интернет. Но укры стараются нас отрезать от мира. Связи не бывает по 3 дня, то Интернета нет.
Мы постоянно меняем дислокацию. Зона ответственности такова: по городам передняя линия — это Первомайск, по флангам это Артёмовск и Дебальцево, именно та трасса, по которой укры передвигаются вниз, и Весёлая — Тарасовка-Лутугино.
С продовольствием у нас проблемы. Пустые прилавки. Но вот мы обнаружили в городе склады, где мясо, рыба, курятина… Но почему-то это на прилавки не попало. Склад принадлежит одному предпринимателю. Мы изъяли. Это всё роздано по детским садам, приютам и малоимущим. А для нас продовольствие-то, что соберёт население: наше и население России, отдельные личности, которые говорят: вот я даю, но вы не светите меня. И всякая помощь нам дорога.
Борьба, безусловно, будет продолжаться. Самое главное, чтобы хватало духа. Духа, стремления и надежды на правду, на победу. Если это всё останется в нашем человеке, мы победим. Да, есть Луганск, Донецк, но территория Новороссии — не только эти два города. Территория Новороссии огромна, думаю, она нам поможет очень хорошо.
Усталость от войны наблюдается именно у мирных жителей. Они буквально через неделю-две с начала войны уже кричали: мы от неё устали. Я задаю вопрос: а как бы вы реагировали, если бы война была сейчас Вторая мировая? Деды ваши воевали, годами не вылезая из окопов. Они не уставали? Вы только услышали выстрелы, узнали в новостях, что где-то кого-то убили, уже устали. Сегодня практически та же война, воюем с тем же фашизмом.
А у тех, которые сражаются, не устали, иногда еле удерживаю, надо попридержать, чтобы избежать жертв, потерь. Те, которые стоят на линии огня, готовы драться до последнего.
Шахтёры идут в ополчение слабо. Были разговоры, что если шахтёры поднимутся, Киева не будет. шапками закидаем… На данный период они до сих пор в шахты на работу ездят. Под Лисичанском мы когда стояли, украми был нанесён артудар по одной из шахт — Кривольнянской. Была ночь, и там работала ночная смена. Все люди там чуть не погибли. Но на следующий день они пошли туда на работу!
Второй случай. Другая территория, юг — Свердловск. Автобус с шахтёрами: женщины, мужчины, — был расстрелян с блокпоста укров. Просто расстреляли! Неизвестно ведь украм, кто едет, — расстреляли. А люди ехали на работу. У меня именно к этим людям вопрос: как, о чём человек в данный момент думает, когда он проезжает мимо стреляющих, воюющих? Он думает о работе, о куске сала? О чём? Идёт война, тебя убивают! Гражданские люди, которые идут на работу, идут как овечки на бойню, даже не сопротивляясь!
Страх потерять работу? „А чем я буду кормить семью?“ Но чем кормятся семьи ополченцев, которые тебя защищают, чем кормятся их дети? Да, сейчас трудно, очень трудно, но они понимают, что в данный момент необходимо попризабыть про хороший борщ, хорошо накрытый стол. Хоть что-то на столе — достаточно. Главное — выжить и победить, доказать, что мы не стадо, как Тимошенко говорит — биомасса, а мы люди, личности. Мы — люди, умеющие потребовать от власти то, что она когда-то нам обещала.
В бригаде есть герои, есть героически павшие. Героизм в основном проявляет поколение, которое застало все эти фильмы старые, книжки, рассказы дедушек, бабушек. У них это в крови: если не я, то кто? Я должен, и всё.
Сейчас в госпитале лежит командир первого взвода Владимир. Героическая личность, награждён медалью „За боевые заслуги“. Благодаря его самоотверженности, выжил его взвод, уцелело другое подразделение, которому он дал приказ отойти от наступающих танков. И он один остался. У нас был самодельный броневичок под названием „комбат“, сами его обшили бронёй, поставили на него вооружение. Владимир остался в нём, вёл бой. Один! До тех пор, пока не ушли другие подразделения. Прикрывал.
В итоге попадает снаряд в этот „комбат“, ему отрывает руку, он теряет сознание. Во время удара место разрыва руки было обожжено. В результате взрыва рана обожглась, кровь спеклась, и кровотечения практически не было.
Через некоторое время Владимир приходит в себя, видит, что рука оторвана, но висит на коже. Он руку кладёт в китель, на пуговицы застегнулся и пошёл. Сутки пробирался. Один! Вышел из окружения. Миновал все посты! Из боекомплекта у него остался один патрон в ПМе на случай, если понадобится: правая рука висит в кителе, в левой — ПМ. Спасти руку не получилось.
Ещё эпизод проявления мужества личного состава. Один из первых боёв в Лисичанске. Когда были ещё блокпосты. У нас парень, Дима, в самом начале боевых действий погиб. Но благодаря его сообразительности, сноровке и самоотверженности уцелело много людей. Он принял весь огонь укров на себя. Весь. Когда подразделение только прибыло с марша, помогали на Яндовском блокпосту — отстаивать, надо было начать бой. В момент, пока все только рассредотачивались, Дима принял на себя огонь, поразил цель. И первым был уничтожен. Но благодаря ему остальные выжили. Они не просто продолжали бой, они отодвинули укров, а блокпост, что те занимали, уничтожили. Всё благодаря тому, что один человек себя не пожалел, когда это необходимо было.
Мы должны быть такими — витязями, героями, потому что мы русские, мы славяне, мы другими не имеем права быть.
Из вооружения есть ПЗРК и ЗАУ спаренные, по самолётам работаем. Но укры после того, как поняли, что мы можем их отрабатывать, сменили тактику: они не снижаются на ту высоту, которую можно взять зенитной установкой, а заходят с большой высоты и сбрасывают приличного диаметра бомбы площадные. Две-три сбросил и улетел.
Укры заявляют, что они борются с террористами, а при этом идёт бомбёжка мирного, ни в чём не повинного населения, уничтожают целые кварталы города, инфраструктура. Всё! Как так?! Если вы воюете с нами, воюйте с нами. Но они начинают бомбить города, потом заявляют, что это наших рук дело… Каким образом? Есть доказательство, чем бомбили, с какой стороны. Траекторию полёта можно вычислить по той же воронке. Но идут наглые заявления, что это не они, а мы.
Прежде считалось, что такого рода война: с полевыми командирами, гражданская война, — это стихия. Её трудно организовать, создать структуру общую. Элемент вольности, самостийности есть. Тяжело удержать в руках. Да, иногда приходится и прикрикнуть, когда за рамки выходит человек, наказать, допустим, в карцер посадить. Всякое войсковое соединение всегда имело гауптвахту, не без этого.
Но у нас же все в основном на позиции одной идеи: если мы хотим чего-то добиться, нужна дисциплина. И это изначально повелось, когда нас всего один взвод был. Ещё до начала боевых действий я начал формировать народное ополчение, потому что видел, что это необходимо, чтобы народ был как-то подготовлен. И уже тогда мы решили, что нам главное — дойти до конечной цели, то есть победить. А остальное — кто был прав, кто виноват — потом будем решать. Выстроилась определённая структура, и все ей подчинены.
Борьба когда начиналась, такой категории, как Новороссия, не существовало. Это понятие возникло в ходе сражений и постепенно всё больше и больше разрастается, и приобретает всё больше смыслов. Сейчас Новороссия — это не просто территория, это прежде всего идея. Свобода и совесть — это и будет Новороссия».
28 август 2014 /